Мне часто вспоминается Мандельштам: он список кораблей прочел до середины, и я его чертовски хорошо понимаю. Иногда я дослушиваю до середины даже монологи моих друзей, так длинны списки их печалей и тревог. Возможно (совершенно точно) я плохой друг, а возможно это просто университетская привычка - пропускать мимо глаз и ушей ту информацию, которой всё равно не смогу воспользоваться. Между тем, я не могу быть достаточно искренней практически ни с кем. Когда у меня спрашивают о моих делах (отчего-то обиженным тоном, словно бы я должна была написать об этом, например, повесть, но всё же сочла за труд - и всех подвела), мне совсем не хочется распространяться. Болит, говорю, нога, ноет, зараза, денег совсем не платят, и природа тоже осволочилась (последним я подло цитирую Нагибина, но никто и не узнает).
Мне интересно говорить с людьми, чья внутренняя проблематика не влезает ни в слова, ни в формулы, ни в энциклопедические списки - они в бессилии отвечают мне метафорами на простые вопросы, а мне нравится литературность речей.
Мне интересно говорить с людьми, чья внутренняя проблематика не влезает ни в слова, ни в формулы, ни в энциклопедические списки - они в бессилии отвечают мне метафорами на простые вопросы, а мне нравится литературность речей.