Вероятно, ты написал бы мне: «Worry bear» и что бы это ни значило, это было бы преисполнено тепла и ласковой заботы о моем нервном сердце. Но мы уже не друзья и письма из островной страны никогда не приходят. Что он чувствовал там, сидя на обочине? Машина вылетела в кювет, проделала кульбит, столкнулась с бетонной битой, с битумным ботом? Ты был так мал, и эта история пожалела тебя, не вросла как следует. Ты с легкостью о ней рассказал.
А мне вот не так давно звонила подруга, ну допустим, и я даже не нашла в себе сил нажать на сброс.
Я бы вышла из реальности на каникулы, скажу так. Пусть проветрится, пусть ее кто-нибудь отремонтирует. Это невыносимая и тяжелая печаль вперемешку с ужасом, под едким соусом неизбежности. Гораздо более сложное блюдо, чем позавчерашние гренки из ирландского паба. Да и сделано на совесть.
Вот ведь, вот ведь. Я надеялась прожить целую жизнь и ни разу не произносить некоторых слов, этих медицинских терминов, знакомых из фильмов. Я верчу их в нёбе и не знаю, как уложить на язык. От какой группы зубов должно отскочить это огромное трёхбуквенное слово, Рубен Иванович?
Удивительно, у Маккэнна герои так зацепили жизнь, что им удается рассматривать ее самые острые и тонкие вибриссы, как если бы это были крупные клешни или, например, шея жираффатитана, выставленная в большом зале Берлинского музея естествознания. Я гляжу их глазами на любовь и потери, и нам вместе также тяжело переживать все это, как и по одиночке.
Ну и ну, жизнь. Самолеты, как яблоки, падают на населенные пункты, прямо на спящих детей. В новостях об этом говорят с такой деловитостью. Будто бы можно приложить вату или подорожник – и боль ослабнет. Но этому не бывать.
А мне вот не так давно звонила подруга, ну допустим, и я даже не нашла в себе сил нажать на сброс.
Я бы вышла из реальности на каникулы, скажу так. Пусть проветрится, пусть ее кто-нибудь отремонтирует. Это невыносимая и тяжелая печаль вперемешку с ужасом, под едким соусом неизбежности. Гораздо более сложное блюдо, чем позавчерашние гренки из ирландского паба. Да и сделано на совесть.
Вот ведь, вот ведь. Я надеялась прожить целую жизнь и ни разу не произносить некоторых слов, этих медицинских терминов, знакомых из фильмов. Я верчу их в нёбе и не знаю, как уложить на язык. От какой группы зубов должно отскочить это огромное трёхбуквенное слово, Рубен Иванович?
Удивительно, у Маккэнна герои так зацепили жизнь, что им удается рассматривать ее самые острые и тонкие вибриссы, как если бы это были крупные клешни или, например, шея жираффатитана, выставленная в большом зале Берлинского музея естествознания. Я гляжу их глазами на любовь и потери, и нам вместе также тяжело переживать все это, как и по одиночке.
Ну и ну, жизнь. Самолеты, как яблоки, падают на населенные пункты, прямо на спящих детей. В новостях об этом говорят с такой деловитостью. Будто бы можно приложить вату или подорожник – и боль ослабнет. Но этому не бывать.